«Два родных брата — голод и пожар — посещают нас с такою настойчивостью, что мы словно освоились с ними и, кажется, совершенно привыкли к мысли, что и голодать, и гореть нам необходимо»
Фото: РГАКФД/Росинформ
"Пожар свирепствовал с весны до поздней осени"
Под этим пусть и несколько цветистым описанием бедствия в те времена могли без колебаний подписаться не только лесничие казенных и удельных лесных угодий и частные владельцы лесов, но и подавляющее большинство подданных Российской империи, страдавших от последствий обширных и частых лесных пожаров. Единственное, в чем ошибался Станислав Нат,— это то, что подобные несчастья случались регулярно только на рубеже XIX-XX веков.
Расчеты ученых-лесоводов показывают, что вспышки лесных пожаров наблюдаются в засушливые годы, которые случаются в среднем каждые три-пять лет. Огромные же пожары, когда леса горят на территориях целых государств, случаются несколько реже, но также достаточно регулярно.
Дошедшие до нас летописи свидетельствуют, что катастрофические засухи и сопровождавшие их пожары происходили на Руси в 994, 1042 и 1092 годах. О засухе 1092 года говорилось, что из-за отсутствия дождей многие леса и болота загорались сами. В последующие века великая сушь и пожары также наблюдались несколько раз в столетие и различались только продолжительностью и тяжестью последствий. Во время затяжной засухи 1430-1431 годов, к примеру, жара и сушь оказались такими, что казалось, что горел не только лес, но и земля. От пожаров все было в дыму, и гибли птицы, звери и даже рыбы в воде.
Самая продолжительная засуха с лесными пожарами, о которой остались достоверные свидетельства, случилась в России в царствование императрицы Анны Иоанновны и продолжалась с 1732 по 1737 год. От пожаров страдали не только простые подданные Российской империи, но и сама императрица. В июне 1735 года в одном из писем она жаловалась, что в Санкт-Петербурге "так дымно, что окошка открыть нельзя, и все от того, что по прошлогоднему горит лес, и уже не первый год".
Особенно обильным на катастрофические лесные пожары оказался XIX век. Известные специалисты по лесоохране Марк Софронов и Андрей Вакуров писали:
«В боржомском имении, принадлежащем великому князю Михаилу Николаевичу (на фото), пожаром, продолжавшимся более месяца, была уничтожена целая гора богатейшего соснового и елового леса. Выгорело решительно все»
Фото: РГАКФД/Росинформ
"В XIX веке наиболее сильные засухи на территории Русской равнины отмечались в 1833-1834, 1840, 1848, 1859, 1865, 1876, 1881-1883 и 1890-1892 годах. Все они сопровождались крупными лесными пожарами. Начиная со второй половины XIX века сведения о лесных пожарах стали приводиться в газетах и специальных журналах. Так, в 1876 году леса, по газетным сообщениям, горели в Новгородской, Тверской и Петербургской губерниях, в Карелии, во многих районах Сибири; в 1881-1882 годах — на Урале, в Западной Сибири, на Дальнем Востоке, в Крыму, на Кавказе и в ряде губерний Европейского Севера и Центральной России; в 1890-1892 годах — в центрально-черноземных губерниях, на Брянщине, в Среднем Поволжье и снова на Урале. При этом особо отмечалась высокая горимость лесов, рассеченных железными дорогами, а также лесостепных и степных боров".
Как и в предыдущие столетия, многие из этих пожаров, по словам тех же авторов, продолжались длительное время:
"Продолжительность некоторых пожаров исчислялась месяцами. Так, лесной пожар в окрестностях Благовещенска свирепствовал в 1876 году с ранней весны до поздней осени, леса Мезенского уезда Архангельской губернии горели в 1881 году почти все лето, а лесной пожар в районе города Луги, начавшийся в середине августа 1882 года, прекратился лишь благодаря наступлению осенней непогоды во второй половине октября. Газеты сообщали о сильном задымлении, мешавшем не только судоходству, но и передвижению по железным дорогам, о массовом переселении из горящих лесов диких животных, о панике среди задыхающихся в дыму людей".
Однако самым примечательным оказалось то, что, по подсчетам, приведенным в том же труде, количество засух к XIX веку значительно возросло:
"Если подсчитать все засухи, отмеченные в русских летописях XI-XVI веков, то их окажется не так много — всего 48. Это значит, что на каждое столетие приходилось в среднем по 8 засух. В последующие три века (XVII-XIX) засух уже больше — около 60, а среднее число их, приходящееся на столетие, увеличивается до 20. Однако такое значительное увеличение числа засух в XVII-XIX веках объясняется не столько какими-то резкими изменениями климата в этот период, сколько их более точным учетом".
Но если рост количества засух объяснялся точностью учета, то у значительного увеличения числа пожаров были и совершенно иные причины.
"Тогда не были еще изобретены спички"
«В боржомском имении, принадлежащем великому князю Михаилу Николаевичу, пожаром, продолжавшимся более месяца, была уничтожена целая гора богатейшего соснового и елового леса (на фото). Выгорело решительно все»
Фото: РГАКФД/Росинформ
Один из участников VI Международного пожарного конгресса, проходившего в 1912 году, Дмитрий Бородин, в своем докладе так описывал причины резкого роста числа лесных пожаров:
"Лесничие объясняют это тем, что тогда не были еще изобретены спички, а потому они и не могли попасть в руки каждому ребенку; тогда не курили все ребята и огонь редко разводился в лесу, а если и разводился, то за ним всегда тщательно наблюдали; в ту пору не были еще в моде ботанические экскурсии и детей не пускали в лес без присмотра. Ныне жизнь деревни и села резко изменилась, а наезжая интеллигенция вносит в деревенскую жизнь новые способы и виды летнего препровождения: поездки и хождение за грибами, за ягодами, различные экскурсии, пикники, охота и всякого рода другие сборища... Конечно "курение" и "разведение огня" не исчерпывают собою всех причин возникновения лесных пожаров, но эти причины наряду с пастьбою скота малолетними пастухами, выжигание хлама и мусора у окраин леса, рубка леса целыми партиями без надлежащего надзора, свободный пропуск в лес по всем лесным дорогам и просекам, отпуск обгорелого леса населению на льготных основаниях, отсутствие технических усовершенствований на железных дорогах, идущих по соседству с лесами и др., несомненно, являются главнейшими факторами, вызывающими лесные пожары".
О возникновении пожаров от искр, летящих из труб паровозов, писал и лесничий Станислав Нат:
"Во многих государствах Западной Европы железнодорожные общества обязаны применять соответствующие приспособления, препятствующие вылету искр из паровозных труб. Откос полотна, пути и резервы должны в известное время выкашиваться. Места пролегания железнодорожного пути через леса, представляющие наибольшую опасность в пожарном отношении, обозначаются известною окраскою телеграфных столбов. При прохождении этих мест машинист обязан закрывать поддувала, уменьшать тягу и следить, чтобы из труб и колосников не вылетали искры".
Но в России эти правила зачастую не соблюдались, что вызывало лесные пожары, иски к железным дорогам и многолетние судебные разбирательства, в ходе которых адвокаты сторон выясняли, могут ли паровозы делать свою нужную стране и ее народу работу, не разбрасывая искр.
«Что же представляет собою наша казенная лесная стража в глазах крестьянского населения? Лишенная каких-либо самостоятельных прав, одетая чуть не в арестантскую сермягу, стража наша нередко находится в полнейшей зависимости от тех же крестьян»
Фото: РГАКФД/Росинформ
Как ни странно, нередко виновниками пожаров оказывались сами владельцы лесов. Кавказский экономист и общественный деятель Алихан Ардасенов писал в 1902 году об ущербе, нанесенном огромным, площадью 100 тыс. десятин (десятина составляет 1,092 гектара), лесам князей Цициановых в Грузии:
"Леса этого имения издавна славятся во всем Закавказье; но в последние 25-30 лет они уничтожаются, что называется, огнем и мечом. Князья, желая извлекать хоть какой-либо доход со своих лесов, стали приглашать крестьян и селить их в лесу, предоставляя расчищать и сеять сколько угодно, лишь бы крестьянин аккуратно вносил условленные платежи. А известно, какие средства у крестьянина расчищать лес: огонь и топор. Вот они и применяются к драгоценным лесам и по настоящее время. Понятно, что пожары, начинаясь уже с раннего лета, не прекращаются до глубокой осени. На пространстве около 40-50 тысяч десятин у князей Цициановых выгорело все, и на месте нетронутых вековых хвойных лесов — голая гористая пустыня. Погибла огромная ценность".
Как считали специалисты, главной причиной резко возросшего количества лесных пожаров годами оставался человеческий фактор.
"Из 18-ти тысяч лесных пожаров, зарегистрированных в отчетах по лесному управлению за 1896-1899 гг. включительно,— писал Станислав Нат,— оказывается, что на долю умышленного поджога приходится 4%, случаи перехода огня из соседних владений составляют 10%, от неосторожного обращения с огнем — 20% и от неизвестных причин — 66% всего числа пожаров; последнее подразделение, составляющее большинство случаев, не выясняет характера возникновения пожара; рубрика эта косвенно указывает на недостаточность административных сил вообще. На основании приведенных данных можно допустить, что и пожары от неизвестных причин могут быть распределены аналогично с выясненными категориями. Поэтому чаще всего причину лесного пожара составляет неосторожное обращение с огнем, реже — переход огня из соседних владений и угодий, еще реже — умышленный поджог, и только в исключительных случаях причиною лесного пожара является молния. Таким образом, центр тяжести возникновения пожара сводится к деятельности человека — к умышленному или невольному поджогу".
"Горели, начиная с Петербурга, города"
«В деревенскую жизнь вошли новые способы и виды летнего препровождения в лесу: поездки и хождение за грибами, за ягодами, охота (на фото) и всякого рода другие сборища»
Фото: РГАКФД/Росинформ
Еще более печальную картину представляли собой сведения об ущербе, нанесенном лесными пожарами, причем даже в относительно благополучные годы:
"В 1899 году,— писал Ардасенов,— число лесных пожаров определено в 4038, площадь, захваченная ими, исчисляется в 294 947 дес. На этом пространстве уничтожено строевых и поделочных деревьев 4 248 246 штук и дровяного леса на 220 288 куб. саженей. В 1900 г. площадь пожаров достигла размеров 1 146 312 дес., количество сгоревших деревьев строевого и поделочного леса 10 835 307 штук, дровяного же леса 928 638 куб. саж., причем число пожаров в году 4373".
Но эти цифры не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило в годы, считавшиеся в полном смысле слова пожарными:
"Очевидно,— свидетельствовал тот же автор,— годы, выходящие в пожарном отношении из ряда обыкновенных, как прошлый 1901 год, должны дать ужасающие цифры убытков. Читатель, следивший за газетами, знает, какой ужас овладел всеми в минувшем году, какие вопли раздавались со всех сторон. Горели леса Финляндии, Петербургской губернии, Вологодской, Костромской, Ярославской, Московской, Владимирской, Новгородской, Казанской, Нижегородской, Калужской, Минской, Витебской, Рязанской, Курской, Пензенской, Могилевской, Симбирской, Вятской, Пермской, Уфимской, Оренбургской и других. Рядом с лесами горели, начиная с Петербурга, города, часто с убытком за раз в 3 и более миллионов (царицынские лесные склады), деревни и села, пристани, мастерские, склады, заводы, фабрики, железнодорожные станции. Пожары в иных местах уничтожали сотни, в других тысячи и даже десятки тысяч десятин леса; в одних местах пожары захватывали площадь в 3, 4, 5, 10, 15 и более (до 50) квадратных верст, в других огонь занимал линию в 40, 50, 60 верст. Почти отовсюду сообщения характеризовались выражениями: "пожар охватил необъятное пространство", происходят "громадные", "ужасающие", "грандиозные", "страшные" пожары. По одним сообщениям, леса горят несколько дней, по другим, и таких огромное большинство, продолжаются недели и месяцы, затихая и опять возобновляясь. Отовсюду раздаются умоляющие крики: "горим, горим! Помогите!" С одинаковым успехом огонь уничтожает казенные, удельные, помещичьи и крестьянские леса".
Не менее разорительными, чем сами пожары, как считал Ардасенов, оказывались и их последствия. В частности, нашествия на лесные пожарища жуков-короедов:
"В 1899 году в боржомском имении, принадлежащем великому князю Михаилу Николаевичу, пожаром, продолжавшимся более месяца, была уничтожена целая гора богатейшего соснового и елового леса в 6000 дес. Выгорело решительно все, кроме одной небольшой рощицы в середине, сохранившейся каким-то чудом. Опаленный лес вокруг пожарища на площади 2339 дес. остался не вывезенным года три после пожара. Этот лес послужил очагом для размножения короедов в невероятно большом количестве. Отсюда в последующие годы короед стал разлетаться по всему имению. В 1894 и 1895 гг. короед уже хозяйничал на пространстве всего имения в 70 тысяч десятин. Стоимость леса, погибшего от пожара на площади 6000 дес., составляет не менее 1 200 000 р.; стоимость же леса, засохшего от короеда во всем имении за время с 1890 по 1897 г., больше этой суммы по крайней мере в несколько раз".
"Нам приходилось беспомощно отступать"
«Еще хорошо, если при известии о пожаре староста (в центре) не собирает схода, чтобы назначить «черед», или когда тот же староста не потребует от лесной стражи «чернильного» приказа о высылке народа»
Фото: РГАКФД/Росинформ
При подобной частоте пожаров и наносимом ими ущербе Российской империи требовалась продуманная система борьбы с лесными пожарами. И именно так она и выглядела на бумаге. Каждый хозяин обязывался нанимать лесную стражу, делить лес на участки, за которые отвечает лесник. А над лесниками стоял лесничий, отвечавший за все лесничество. Согласно Своду законов Российской империи, владелец или лесничий в случае пожара обладал значительными правами.
"Как известно,— писал лесничий Нат,— призыв крестьян должен быть сделан через старост и сотских чинами лесной стражи (пункт 2 ст. 210 и ст. 680 т. VIII). Крестьяне должны явиться на пожар с лопатами, топорами и прочими орудиями для тушения пожара (ст. 681 т. VIII). Местное население призывается из деревень и сел ближе 15 верст безвозмездно, в крайнем случае от 15 до 25 верст за плату (ст. 679, 682, 681 т. V). За неявку на пожар или за самовольное оставление его виновные подвергаются взысканию (ст. 96 уст. о нак., нал. мир. суд.). Из этого перечня прав лесовладельца на труд призываемого для тушения пожара крестьянского населения видно, что лесовладелец, будь это казна, удел или частное лицо, достаточно обеспечены рабочею силою для борьбы с пожаром. Другое дело, насколько своевременно придет эта помощь и из кого она будет состоять. Нам неоднократно приходилось беспомощно отступать шаг за шагом пред все более разраставшимся пожаром, пока уездные полицейские чины самыми энергичными мерами "выгоняли народ". Время проходило в томительном ожидании, и только часов 5 спустя мы получали человек 20-30 подростков и дряхлых стариков. Дело в том, что пожары чаще всего бывают в страду, в ту горячую рабочую пору, когда, по выражению народа, "месяц год кормит" и взрослый, сильный рабочий себе нужен. Наконец, пока дадут знать старосте или сотскому о пожаре, пока последний "простучит" по своему "порядку", проходит немало времени, а тут еще нужно каждому собраться — запастись платьем, харчами, отыскать топор либо скрябку... Так уходят часы, а там в лесу огонь не ждет, а делает свое дело! Еще хорошо, если при известии о пожаре староста не собирает схода, чтобы назначить "черед", или когда тот же староста не потребует от лесной стражи письменного "чернильного" приказа лесничего о высылке народа... Бывают и такие случаи!"
В итоге крестьяне считали лесных стражников источником неприятностей и всячески их третировали:
«Железнодорожные общества обязаны применять приспособления, препятствующие вылету искр из паровозных труб. Места пролегания железнодорожного пути через леса представляют наибольшую опасность в пожарном отношении»
Фото: РГАКФД/Росинформ
"Что же представляет собою наша казенная лесная стража в глазах крестьянского населения? — писал Станислав Нат.— Лишенная каких-либо самостоятельных прав, одетая чуть не в арестантскую сермягу, стража наша нередко находится в полнейшей зависимости от тех же крестьян. Мы знаем немало случаев, когда стража, вынужденная жить на наемной квартире в селении, была буквально под бойкотом, была лишена права пользоваться водой и жильем — лишена самого необходимого для жизни. Не трудно понять, что, лишенная даже простой административно-полицейской власти, окруженная враждебным населением, мало обеспеченная, в особенности материально, наша стража внушает мало уважения к себе среди населения и поэтому едва ли может значительно содействовать тушению пожара, особенно в начале".
Так что в итоге лесничим не оставалось ничего, кроме как полагаться на собственный опыт и везение. Вблизи своего дома, располагавшегося, как правило, в центре опекаемого огромного участка, они строили высокие вышки, с которых стражники наблюдали за окружающей обстановкой.
"При некотором навыке,— учил Нат,— по дыму можно судить как о характере пожара, так и его отдаленности. Белый, прозрачный, едва заметный в бинокль дым свидетельствует о значительно отдаленном беглом пожаре. Дым неровный, то подымающийся клубами, то утихающий, указывает на то, что огонь укрепился в молодняках; черный густой дым служит указанием, что горят лесные материалы или деревья. Время наблюдения пожара тоже имеет значение: утром и вечером дым обыкновенно интенсивнее, белее, днем же он прозрачнее, незаметнее".
Но чаще всего никакие ухищрения не помогали.
"При больших районах наших казенных лесов,— писал Станислав Нат,— прибытие лесничего на пожар в начале его возникновения нужно считать лишь счастливым исключением. Лесничий — главное ответственное лицо, главный распорядитель тушения лесного огня — может прибыть на место пожара уже тогда, когда огонь или уже прекращен, или значительно окреп и принял угрожающие размеры. Если принять при этом, что и чины полиции, обремененные различными служебными поручениями и отлучками, не всегда могут своевременно явиться на пожар, то станет ясно, что в самом начале пожара фактическим распорядителем тушения является лесная стража, и это в наилучшем случае".
"Мирно отдыхающие вблизи огня"
Засуха 1921 года погубила посевы, вызвала голод и привела к массовым пожарам
Фото: РГАКФД/Росинформ
Ненормальность создавшегося положения понимали в России все — от последнего крестьянина до императора, и в декабре 1908 года появился закон, предусматривающий оплату за участие в борьбе с пожарами. Уровень оплаты устанавливался в каждой губернии с учетом местных особенностей раз в год и колебался от 50 коп. до 1 руб. за каждый день работы на пожаре, включая время на дорогу туда и обратно.
Однако желающих стать добровольными пожарными от этого не прибавилось. За поденную работу в страдную пору к тому времени крестьяне запрашивали не меньше 1 руб. 20 коп. А те, кто работал на себя, теряли от призыва на пожар гораздо больше 20 коп. в день. Ко всему прочему деньги за участие в тушении леса выплачивали не сразу, а в момент сбора налогов и податей. Так что практически всегда "пожарные" деньги у крестьянина тут же забирали обратно в казну. Казалось, всех уклонистов должна была гнать на пожары боязнь наказания штрафом. Но известный русский лесовод, действительный статский советник Дмитрий Кравчинский в 1911 году писал:
"К сожалению, при призыве из деревень людей на пожар у нас нет ни малейшего порядка: людей собирают первых попавшихся на глаза, т. е. наиболее простодушных и смирных, более же хитрые и ловкие обыкновенно успевают куда-нибудь спрятаться. Закон за неявку к тушению лесных пожаров по требованию властей и за самовольный уход с пожарища наказывает виновных штрафом до 10 руб., но, к сожалению, мало слышно, чтобы закон этот применялся с должною строгостью".
В 30-е годы в самых пожароопасных местностях начали разворачиваться передвижные пожарные пункты (на фото). Но леса все равно горели вместе с близлежащими деревнями и селами
Фото: РГАКФД/Росинформ
Кравчинский в качестве наилучшей меры защиты лесов от пожаров предлагал договариваться с крестьянами не по закону, а по совести:
"Всего лучше, если лесовладелец, казна или частный собственник будут оказывать льготы окрестному населению в виде допущения пастьбы скота, пользования сушняком и валежником, бесплатного сбора ягод и грибов и т. п. За эти льготы население почувствует себя обязанным прийти на помощь лесовладельцу, когда у него случится беда. Если при этом лесовладелец или его управляющий позаботится о пище и питье (по совести, не могу рекомендовать здесь водки, к которой нередко прибегают управители частных лесов), то он может быть уверен, что ближайшие к лесу села и деревни доставят необходимое число людей, чтобы справиться с пожаром".
Но ни эти меры, ни выплата вознаграждения за тушение пожаров наличными и сразу, как правило, не приводили к нужному результату. Крестьяне появлялись на пожарах только тогда, когда полевые работы подходили к концу и деньги, выдаваемые за борьбу с огнем, начинали привлекать их куда больше. Правда, к тому времени, как правило, пожар уже завершался. Лесовладелец из Вятской губернии Иосиф Лукашевич так описывал пожар, разоривший его в 1912 году:
"Около средины августа над нашими лесами не показывалось больше дыма, и можно было наконец поверить, что огненная стихия в результате тридцатидневной борьбы осталась в конце концов побежденной усилиями человека. Но это только так казалось. На самом же деле на пожарищах тлели искры, ожидавшие лишь благоприятного момента для новой вспышки огня. И вот 23 и 24 августа поднялась необыкновенной силы буря, однако без дождя, и лишь пыльное облако заволокло весь горизонт. Вслед за тем тут и там тлеющие под грудами валежника старые пепелища раздуло в грандиозные огнища, местами вскинуло их на вершины деревьев, и пошли безудержные огненные волны с шумом и треском переливаться с одного края леса на другой. Все кругом заволокло густым дымом, разъедавшим глаза даже за десятки верст от горящего леса. Огонь кидало через сотни сажен; горящий пепел носило за версту... Конечно, толпы "выгнанных" рабочих опять принялись за борьбу с огненной стихией. Но теперь уже нечего было и думать окружить огненное море, беспощадно уничтожавшее на своем пути все живое... Но время шло, полевые работы подходили к концу, и "выгнанные" рабочие стали появляться все охотнее и охотнее: "погреться у казенного огонька", как говорили они, "отдохнуть за казенную поденщину", как думал я, тут и там находя их мирно отдыхающими вблизи огня, упорно делающего свое разрушительное дело. Так продолжалось до половины сентября, когда холодные ночи и выпавший наконец продолжительный дождь дали возможность вполне ликвидировать пожарный вопрос 1912 года; упорные, хотя и безвредные, отдельные очаги его тлели затем даже из-под рано выпавшего в том году первого снега. В результате огромное опустошенное лесничество, принесшее убытку свыше 100 000 руб., и около 7000 руб. вознаграждения, выданного спустя более года назначаемым в установленном порядке, или, как здесь образно говорят, "выгнанным", рабочим за их попытки локализировать лесные пожары".
Пожары, имевшие катастрофические последствия, в те годы наблюдались по всей стране. Марк Софронов и Андрей Вакуров собрали сообщения дореволюционной печати:
"Сообщалось, что осенью 1910 года огневой вал прокатился по лесам Дальнего Востока (то же весной следующего года); что от грандиозных пожаров 1912-1914 годов сильно пострадали леса северных и центральных губерний и что, наконец, в 1915 году лесными пожарами была охвачена вся Средняя Сибирь при площади пожаров как минимум 12,5 миллионов гектаров. Пожары 1914-1915 годов были настолько серьезны, что о них продолжали сообщать в газетах даже после начала военных действий на фронтах первой мировой войны".
Но вот что удивительно. После революции подобную пожарную ситуацию стали считать вполне приемлемой, а старорежимные способы охраны лесов — едва ли не идеальными.
окончание следует
Евгений Жирнов
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/1488666