Когда в 1967 году оборону страны понадобилось укрепить самолетом F-111, группу советников во Вьетнаме укомплектовали боевыми летчиками, которые понимали командира (слева — старший группы генерал Владимир Абрамов) с полужеста
Фото: РГАКФД/Росинформ / Коммерсантъ
Звезда Ле-Бурже
Теперь, когда контуры истории с "глушением" F-111 становились все более отчетливыми, оставалось только расположить все факты хронологически и завершить поиск — установить имена летчиков и их судьбу. У меня не оставалось сомнений, что точкой отсчета была арабо-израильская шестидневная война, которая началась в июне 1967 года. Тогда арабские армии потерпели сокрушительное поражение. Конечно, в Москве считали, что виной всему не умеющие воевать арабы. Однако и советская военная техника, которой в обилии снабжались ближневосточные союзники СССР, показала себя не с самой лучшей стороны.
Оргвыводы были сделаны моментально. В оборонные КБ зачастили маршалы, выяснявшие, что можно сделать, чтобы не отставать от Запада в военной технике. Способ догнать и перегнать Америку был неизменным все годы существования советской власти — копирование заокеанских образцов. И на авиационную выставку во французском Ле-Бурже, где должны были демонстрироваться новейшие боевые самолеты, была отправлена небывалая по размерам делегация советских специалистов и конструкторов во главе с шефами военно-промышленного комплекса от правительства и ЦК — Леонидом Смирновым и Иваном Сербиным.
Звездой первой величины этого авиасалона, безусловно, был F-111 — истребитель, которому бортовая электроника позволяла летать незаметно для локаторов ПВО на предельно малой высоте, огибая препятствия. К тому же благодаря изменяемой геометрии крыла он мог базироваться на небольших аэродромах вблизи фронта и имел огромную для самолетов этого класса дальность полета. А американская печать рекламировала этот самолет, разрабатывавшийся девять лет и стоивший налогоплательщикам несколько миллиардов долларов, как самое совершенное оружие XX века. Он мог тихо и незаметно доставить ракеты или бомбы абсолютно точно к цели в глубине территории противника и уйти невредимым.
О том, какой эффект произвела эта новинка в Ле-Бурже, можно судить хотя бы по тому, что о нем упомянул в своих мемуарах советский генеральный конструктор Александр Яковлев: "С конструкторской точки зрения представлял интерес показанный американцами реактивный самолет F-111, обладающий скоростью полета 2700 километров в час". Но в советской делегации был человек, специально нацеленный на F-111,— Олег Самойлович из КБ Сухого. Он вспоминал:
"В 1967 г. в Ле-Бурже проходила международная авиационная выставка, куда я был отправлен в командировку для изучения прежде всего конструкции самолета F-111. Машина находилась за ограждением, внутри которого несли охрану три сотрудника военной полиции США (МР). В первый день я фотографировал F-111 издалека. Но меня интересовали прежде всего детали: конструкция воздухозаборника и сопла, подвеска горизонтального оперения, количество и размер эксплуатационных люков и т. д. Поэтому на второй день я набрался храбрости, чтобы фотографировать машину уже вблизи. На третий день я уже обнаглел до того, что стал снимать самолет "в упор", сопровождая каждый кадр подробным комментарием в записной книжке. Мое пристальное внимание к F-111 не осталось незамеченным: на четвертый день, как только я приготовился к съемке, внезапно двое из охраны самолета начали фотографировать с обеих сторон уже меня. Вот так я в первый раз "засветился". К F-111 я, разумеется, уже не подходил. Впрочем, это было и не нужно. За первые три дня мне удалось сделать более сотни уникальных подетальных кадров, которые потом очень помогли нам при создании самолета Су-24".
Вот только снимки не могли показать самого ценного — электронную начинку истребителя и ее жемчужину, бортовой компьютер. Их нужно было добыть другим путем.
Товарищ Егорычев (слева) заострил вопрос о противовоздушной обороне страны до такой степени, что поранил самолюбие товарища Брежнева (в центре)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Спорная ПВО
Что добывать, было очевидно. Где — тоже вопросов не вызывало. "Красная звезда" писала:
"В июле 1967 года газета "Нью-Йорк Пост" поместила сообщение, что Пентагон начал проведение секретной операции под кодовым наименованием "Харвест риппер", которая предусматривала посылку шести истребителей-бомбардировщиков F-111A для нанесения молниеносного удара по Северному Вьетнаму".
По утверждению газеты, начальник штаба ВВС генерал Джон Макконнелл, летавший на F-111A, "остался в восторге от способностей самолета проделывать путь с помощью системы электронных приборов и счетно-решающих устройств".
Когда добывать, было ясно. Чем скорее, тем лучше. А вот как — диктовалось политическими обстоятельствами. Плачевные результаты шестидневной войны стали причиной конфликта на прошедшем в том же июне 1967 года пленуме ЦК КПСС. В своей речи секретарь Московского горкома Николай Егорычев от критики арабских союзников перешел к разбору недостатков отечественной ПВО:
"Меня, например, как члена Военного совета Московского округа ПВО, весьма беспокоит, что противовоздушная оборона столицы недостаточно надежна. Существующая система все более морально устаревает, модернизация ее должного эффекта уже не дает, создание же новой системы ПВО столицы слишком затягивается...
Может быть, я слишком заостряю вопрос в силу своей недостаточной осведомленности. Но я считаю, оборона страны — слишком важное дело, потому ничего, если мы здесь, в ЦК, в чем-то обострим этот вопрос, лишь бы была польза делу.
И еще... Я прошу, товарищи, правильно меня понять. Я никого не хочу обидеть, ни на кого не намекаю. Хочу только подчеркнуть, что каждый из нас в меру своего положения и того огромного доверия, которое нам оказано, несет высокую персональную ответственность перед партией, ее Центральным Комитетом как за свою работу, за свои поступки, так и за наше общее партийное дело".
В разговоре со мной Егорычев говорил, что действительно не имел в виду никого персонально (см. статью "Версию о заговоре придумали в ЦК" в N25 "Власти" от 2 июля 2002 года). Однако товарищи по ЦК прекрасно поняли, на кого он "не намекает": оборонку курировал Брежнев. А сам генеральный секретарь по реакции присутствующих понял, что вопрос о недостатках отечественных вооружений может стать платформой для объединения всех недовольных им партийных бонз, таких, например, как члены Политбюро Шелепин и Воронов.
"Когда после выступления Егорычева был объявлен перерыв,— вспоминал Геннадий Воронов,— я покидал зал вместе с Шелепиным, и он мне говорит: "Во, Геннадий Иванович, выступление! А?" Я отвечаю: "Стоящее". И, оглянувшись, вдруг вижу, что сзади, в двух шагах, идет Леонид Ильич и смотрит на нас... Я обомлел: надо же, подслушивает!"
"После перерыва,— рассказывал много лет спустя Александр Шелепин,— очередные ораторы свои заранее заготовленные речи начали с проработки Егорычева, причем чуть ли не одними и теми же фразами. Свое пространное заключительное слово Брежнев почти целиком посвятил Егорычеву, доказывая, что ЦК много и последовательно занимается обороной страны, а уж в особенности противовоздушной".
Так что добывать F-111 нужно было так, чтобы доказать максимальную эффективность советских сил и средств ПВО.
В 1967 году советская делегация приехала в Ле-Бурже себя показать (слева Юрий Гагарин, рядом с ним — председатель Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР Леонид Смирнов) и других поснимать
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Сугубо авиационное командование
Кадры, как известно, решают все. И потому в срочном порядке началась смена руководства Группы советских военных специалистов (ГСВС) во Вьетнаме. Генерал Владимир Абрамов был единственным за все время вьетнамской войны старшим этой группы из авиации ПВО. В 1990 году он писал:
"Предложение отправиться во Вьетнам в качестве руководителя советских военных специалистов я воспринял как высокую честь и доверие. Сборы были недолгими. После медицинской комиссии — встреча с тогдашним главнокомандующим ПВО страны Маршалом Советского Союза П. Ф. Батицким".
Правда, однако, заключалась в том, что никакая медкомиссия не должна была разрешать Абрамову служить в тропиках. Он был болен, с трудом ходил. Ему в порядке исключения разрешили взять с собой в ДРВ жену, чтобы она могла ухаживать за ним, и отправили к месту назначения. Решение командования объяснялось просто. Генерал был известен своей решительностью. Во время Отечественной войны он спас командира эскадрильи, сбитого над занятой немцами территорией. Абрамов посадил истребитель рядом с машиной командира, забрал его и под обстрелом смог взлететь и уйти на свой аэродром. После войны он считался лучшим специалистом в стране по ночным полетам. А по предположениям советских специалистов, F-111 должны были летать главным образом ночью.
Дальнейший ход событий мне частично помог восстановить начальник штаба ГСВС полковник Борис Воронов. Он рассказывал, сверяясь со своими записями, и проверял, правильно ли я записываю имена вьетнамских товарищей и названия городов и аэродромов:
"27 сентября 1967 года состоялось совещание у заместителя начальника Генерального Штаба ВНА старшего полковника Фунг-Тхе-Тая. На совещании решали ряд важных вопросов, в том числе о борьбе с новыми типами американских самолетов SR-71 и F-111А... В этот же день мы получили сообщение, что к нам летят из Советского Союза военные специалисты — 43 человека. Из Москвы до Пекина советским самолетом. От Пекина до Наньнина у вьетнамской границы — китайским самолетом Ил-18, а от Наньнина до ханойского аэродрома За-Лам — двумя рейсами вьетнамского Ан-24. Этими же рейсами летят наш посол Щербаков и генерал-лейтенант авиации Абрамов, который назначен старшим группы СВС в ДРВ".
В том, что посол Илья Щербаков вызывался в то же время в Москву для инструктажа, не было ничего странного. В его официальных биографиях говорилось, что до перехода в МИД он работал в ЦК, а до того служил в Советской армии. Некоторые его коллеги уточняли, что служил он в военной разведке. Так что его участие в операции было вполне логичным.
В декабре 1967 года досрочно заменили старшего советника по ВВС. Им стал опытный летчик генерал-майор Евгений Анциферов, так же как и Абрамов, имевший значительный опыт ночных полетов. Его команда, по словам Воронова, состояла из летчиков-асов. Оставалось дождаться широко анонсированного прибытия F-111.
Не исключено, что американцы с помощью агентуры в Ханое узнали о необычном скоплении летчиков. И нанесли удар. Воронов вспоминал:
"17 ноября 1967 года утром рядом с домом, где жил наш военный атташе генерал-майор Лебедев, взорвалась американская ракета "Шрайк". Осколки от взрыва этой ракеты изрешетили находящийся рядом дом, где жили генерал Абрамов, а также офицеры аппарата военного атташе. Комнаты и все, что в них находилось, были изрешечены осколками ракеты. К счастью, никого из жильцов в это время не было".
Не дремала и вьетнамская агентура. О прибытии долгожданных шести F-111 на авиабазу Такли в Таиланде в Ханое узнали в тот же день — 17 марта 1968 года. Вскоре в Северном Вьетнаме познакомились с американской новинкой вплотную. Самолет появлялся неожиданно и почти бесшумно, сбрасывал бомбы и исчезал. За что и получил кодовое имя "Шелестящая смерть". Теперь оставалось найти, когда, как конкретно и какой самолет был захвачен.
Советско-вьетнамское братство по оружию требовало регулярной кабинетной закалки (на фото — совещание в Министерстве обороны ДРВ)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Набросок плана операции
Как рассказывал полковник Воронов, и это подтверждалось множеством других источников, в 1968 году американцы потеряли во Вьетнаме три F-111: 28 марта, 30 марта и 22 апреля. В списке пропавших без вести числились экипажи только первого и третьего самолетов. То есть было установлено, что пилоты, пропавшие 30 марта, точно погибли. А то, что этот самолет советские спецслужбы не захватывали, подтверждалось и найденным в архиве докладом министра обороны СССР Гречко генеральному секретарю ЦК КПСС:
"30 марта с. г. в районе Ханоя огнем зенитного ракетного комплекса СА-75М ("Двина") был сбит американский самолет F-111А... При налете на Ханой в составе ударной группы участвовало два самолета F-111А, которые действовали на средних высотах (6000-5000 м) с дозвуковой скоростью (250 м/сек) под сильным прикрытием самолетов F-105, F-4С и постановщиком помех RB-66.
При входе в зону ЗРВ самолеты F-111А увеличили скорость и вышли вперед, при этом интенсивность активных шумовых помех радиотехническими средствами резко возросла. Самолеты были обстреляны двумя ракетами. Встреча ракет с целью произошла на дальности 24 км. Признаком поражения самолета явилось резкое снижение интенсивности помех.
Командование ВНА подтвердило поражение одного F-111А и сообщило, что самолет упал за пределами территории ДРВ и в настоящее время разыскивается.
Окончательное заключение об эффективности стрельбы может быть сделано после изучения останков самолета. Однако можно предположить, что командование ВНА преднамеренно не дает доступа советским специалистам к останкам сбитого самолета".
Другой F-111 28 марта, как говорил полковник Воронов, был сбит зенитной артиллерией над провинцией Ха-Тинь: "Самолет упал в джунгли, и оба пилота погибли". Не верить ему не было оснований. В собранной аккуратным штабистом еще во время службы в ДРВ статистике один самолет числился за артиллеристами, другой — за ракетчиками. "А третий?" — спрашиваю. Отвечать полковнику почему-то не хотелось, и он буркнул: "Тоже был сбит. Как — не знаю. Я в это время был в Москве на докладе". Оказалось, что два доклада — в Главкомате ПВО и Генштабе — он делал 21 и 23 апреля. Накануне и после исчезновения третьего F-111.
В пользу того, что был похищен самолет, исчезнувший 22 апреля, говорило многое. Во-первых, дата. Сделать столь ценный подарок генеральному секретарю ЦК в день рождения Ленина было совершенно по-советски. Во-вторых, в докладе Гречко не говорилось о том, что советские специалисты получили доступ к первому самолету. И пометка на документе "Использовано при переговорах с тов. Фам Ван Донгом" означала, что на вьетнамского премьера прилично надавили с целью получения трофея. А случилось это после 17 апреля, которым датировалась бумага.
Но главным было другое. Я допытывался у специалистов, как можно "заглушить" самолет. И они объясняли, что это значит прервать его связь с базой. Не дать вызвать помощь, не дать сообщить, что его принуждают к посадке. В американских источниках об F-111, пропавшем 22 апреля, говорилось, что радиосвязь с ним была потеряна. Получалось, что в плен попали подполковник Эдвин Палмгрен (Edwin D. Palmgren) из американских ВВС и его напарник Дэвид Лео Кули (David Leo Cooley) из морской авиации.
То, что такая операция могла быть проведена, подтверждал и один из рассказов полковника Воронова. О том, что в марте 1968 года во Вьетнам приезжал генерал Георгий Гичко — начальник радиотехнических войск ПВО. По словам его сослуживцев, очень грамотный инженер. Постановка помех была как раз по его части.
Так что схема операции могла выглядеть так: ночью одиночный F-111 идет на задание. Ему помехами отрубают связь с базой, а советский пилот (предположительно генерал Анциферов, раз говорили о присвоении ему звания Героя Советского Союза) прижимает его к земле и принуждает сесть на северовьетнамском аэродроме. Как говорили мои консультанты, скорее всего, это был Ной-Бай, где базировались МиГ-21. Далее самолет и экипаж нужно было переправить в СССР. Вряд ли на борту была вся необходимая документация по электронной начинке F-111, и экипаж, освоивший сложную технику, должен был стать отличной подмогой при ее копировании. Подтверждением переброски экипажа могла служить и рабочая запись главы российско-американской комиссии по поиску пленных Дмитрия Волкогонова. Он писал, что видел документ, где Политбюро разрешало вывоз ценных пленников в СССР.
Восстановление пути переброски F-111 и его экипажа в СССР далось нелегко. Перегон "своим ходом" — по воздуху — отпадал. Во-первых, доверять пленным было нельзя. А во-вторых, отношения с Китаем в начале 1968 года испортились настолько, что, как вспоминал полковник Воронов, советских специалистов пропускали через его территорию неохотно. По той же причине отпадала железная дорога. Оставался один путь — морем.
Чтобы воспользоваться им, самолет нужно было разобрать, упаковать и доставить в порт Хайфона. Видимо, так оно и было. Судя по дневнику одного из представителей Морфлота во Вьетнаме, погрузка могла произойти в первых числах мая. А чтобы отвлечь многочисленную агентуру противника, генерал Абрамов, за которым внимательно следили, с женой и несколькими сотрудниками выехал на море отдохнуть. Отдыхал он рядом — на спасательном судне "Аргус", где была мощная радиостанция для связи с Союзом. Скорее всего, ценный груз был отправлен на теплоходе "Алексей Толстой", ушедшем из Хайфона вечером 7 мая 1968 года. Судя по другим источникам, судно в нейтральных водах ждали советские боевые корабли, сопровождавшие его на пути домой.
Самый безопасный путь доставки трофея из Вьетнама к месту копирования проходил через взрывоопасный порт Хайфон
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
"Глушение"
В СССР пути самолета и экипажа разошлись. Истребитель отправили на закрытый аэродром в Сибири. А экипаж доставили в закрытый военный городок Сарышаган. Найти человека, знавшего, что стало с пилотами дальше, было трудно, но не невозможно. Этот бывший офицер КГБ рассказал, что один из членов экипажа согласился сотрудничать и "вносил вклад в укрепление обороноспособности новой родины". А вот другой "сопротивлялся и не хотел помогать нашим специалистам проникать в задумки американских конструкторов". Время от времени он запивал и стал обузой для своих опекунов. И потому от него решили избавиться. Самым русским способом. Ему выделили собутыльника "с железной печенью" и стали неограниченно снабжать спиртным. Несколько месяцев спустя его не стало. А второй пережил ликвидацию полигона и городка в Сарышагане и, если верить тому же источнику, до недавних пор доживал век в одном из закрытых городков, который курирует военная разведка. Офицер за давностью лет не помнил фамилий пленных и потому называл их "старший" и "младший". Но, как выяснилось, кто из них умер, а кто продолжал жить, не имело принципиального значения.
По опыту поиска других пленных (см. статью "Их оставалось двадцать восемь" в N9 "Власти" от 12 марта 2002 года) я знал, что их первым желанием было отправить весточку домой. А здесь — полная тишина. Понятно, что оставшийся в живых пленник должен бояться ответственности за разглашение тайны. Но за годы, прошедшие с начала перемен в СССР, можно было найти канал и способ, чтобы договориться с американскими властями.
Некоторое время я пытался найти объяснение этой странности. И наткнулся на другую. Генерал Евгений Анциферов никогда не был Героем Советского Союза. И не представлялся к этому званию. Не получали наград в этот период ни посол Щербаков, ни генерал Абрамов. Получалась странная картина. Самолет добыт, а участники операции не награждены. Версия о том, что награждения не было из-за особой секретности акции, выглядела неплохо, но не стыковалась с эпохой. Брежнев слишком трепетно относился к награждениям, чтобы забыть отблагодарить тех, кто помог ему лично. К тому же начальника ГРУ повысили в звании. Картина получалась довольно странной.
Генерал Анциферов давно погиб. Но остались его вьетнамские дневники и те, кто был с ним в ДРВ. Полковник Валентин Калугин рассказывал мне, что его командир летал во Вьетнаме нечасто. И никогда не упоминал о подобном задании: "Если бы что-то такое было, он обязательно бы намекнул". В записях дневника за 22 апреля 1968 года не было ни слова о полете.
Получалось, что операции не было. Самолет в СССР был, пленные были, а операции не было. Пришлось углубиться в технические детали. Специалист по постановке помех, с которым я обсуждал эту проблему, был категоричен:
"Во Вьетнаме рельеф какой? Горы. Так что, чтобы "заглушить" самолет, надо точно знать его маршрут и установить на вершинах аппаратуру. Вы представляете, что это такое? Нереальная задача. И потом, весь диапазон частот не перекроешь. Теоретически можно было бы "глушить" с нашего самолета, идущего над американским. Это ближе к реальности. Но с какого нашего? Больших наших постановщиков помех во Вьетнаме не было. А такой аппаратуры, которая могла бы уместиться в подвесном контейнере на МиГ-21, у нас не существовало. Так что вывод один: прервать связь можно было только одним способом — щелчком тумблера на борту F-111. Пилоты сами выключили ее".
Вывод подтвердили специалисты из научно-технических служб ПВО. Признаюсь, верить в такой простой исход не хотелось. Ведь получалось, что F-111 военные получили тем же способом, что и чекисты — F-4, а американская разведка — МиГ-25: с помощью элементарного подкупа пилотов. А всем вокруг, включая руководителей военно-промышленного комплекса и КГБ, просто соврали о "глушении".
Верилось с трудом, но, как говорил мне один из ветеранов ГРУ, у них всегда главенствовал принцип "чем меньше шариков, тем легче ими жонглировать". Так что и в случае с захватом F-111, надо полагать, действовали, руководствуясь этим принципом, по стандартной схеме. Нашли в баре возле авиабазы летчиков, дали аванс и гарантировали доплату после окончания операции. А на месте мнимого падения обещали разбросать обломки и включить радиомаяки, чтобы пилотов спасли свои. Но только в этом случае для политического эффекта и успешного копирования самолет был нужен вместе с экипажем. А главное, с кабиной и ее электронной начинкой, которую в случае имитации падения и катапультирования пилотов вместе с кабиной пришлось бы оставить в джунглях. Именно поэтому после посадки летчиков не отпустили. Так что все-таки это было похищением. Вот только совершенным без какого-либо применения сложной техники. Путем обычной игры на человеческих слабостях.
Вместо послесловия
После того как эта история была опубликована в 2004 году, никакой официальной реакции на нее от российских и американских властей не последовало. Из чего, вероятнее всего, следовало, что захват F-111 22 апреля 1968 года не секрет ни для тех, ни для других. Гораздо интересней оказалась реакция участников событий. Некоторые из них, хотя их имена и не были названы, звонили и умоляли никогда и ни в коем случае их не упоминать.
Кроме того, позвонили близкие генерал-майора Анциферова, которые вспомнили, что он рассказывал о тяжелых трениях с вьетнамскими товарищами при отправке в СССР некоего особо важного авиационного груза. Вьетнамское руководство только после нажима из Москвы, с самого верха, дало согласие на его транспортировку в порт и погрузку на корабль.
Но самым важным оказался звонок от главы вьетнамских ветеранов Николая Колесника. Помимо прочего он рассказал о том, что с ним говорил отставной генерал-майор ГРУ, руководитель операции по захвату F-111. Ругал его за то, что помог мне с контактами, а потом, по словам Колесника, добавил: "Ну как же этот гад все узнал?!"
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/1802427