«А где они, мебеля?»
Май и несколько недель июня 1919-го года — это «второе пришествие» большевиков. Вторая попытка установления «народной» власти в Крыму, в которой самое деятельное участие приняли другие левые партии — эсеры, меньшевики, анархисты. Она была куда менее кровавой, чем предыдущая, однако хаоса в жизнь обычных людей внесла немало.
«Бывшая в Симферополе Советская власть выселила меня из моей квартиры, помещения по улице Пушкинской в доме Альянчки № 20/7. Поместили там земельный отдел военно-революционного комитета. Так как учреждение это больше не существует, я 12-го сего месяца сообщил квартирной комиссии при городском самоуправлении о том, что в квартире осталась мебель…», — такое заявление в июле 1919 года написал в городскую управу симферополец Маркус РУБИНШТЕЙН, вернувшийся в родные стены. Там он обнаружил жалкие остатки прежней обстановки и внушительное количество чужого имущества.
Помните, как в романе Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» шустрый архивариус КОРОБЕЙНИКОВ составил списки изъятого у «буржуев» добра — что куда и к кому попало. «Все может произойти, — говорил предусмотрительный старичок. — Кинутся тогда люди искать свои мебеля, а где они, мебеля? Вот они где!». В Симферополе как раз тогда пытались вернуть «мебеля» хозяевам.
«Дело об имуществе, оставленном большевистскими властями в домах граждан по городу Симферополю» сохранилось в Госархиве в АРК. Оказывается, в городской управе разработали анкетные листы, которые должны были заполнить владельцы домов и квартир, описав имущество, которое попало сюда без их ведома. К примеру, квартиру Маркуса РУБИНШТЕЙНА занимало учреждение — вот и оказалось в ней «столов письменных 4, кресел золоченых 7, табуреток некрашеных 16, стульев мягких 23, буфетов 2, приборов наглядных по астрономии 16, шкаф канцелярский». В апартаментах его соседа Александра СИНАНИ также обнаружилось шесть столов, шесть стульев и четыре табуретки — обстановка конторы, набранная по разным домам.
По описи другого добра, из квартиры № 2 дома 34 по Александро-Невской улице, нетрудно догадаться, какое учреждение разместилось там после выселения прежних хозяев. Читаем: «Кровати железные — 30, простых столов — 16, венских стульев — 3, лазаретных шкафов — 3, пирамиды для винтовок — 2, комнатный ледник — 1, кадка для воды…» Все понятно — здесь был лазарет. А в соседней квартире, где остались столы, табуреты, школьная доска — возможно, класс для неграмотных красноармейцев.
Тюфяк и полотенца
О чужом имуществе, обнаруженном в квартирах и домах вернувшимися хозяевами, необходимо было сообщить властям, добиться его вывоза на городские склады (там владельцы имели шанс найти утерянное добро). Случалось, что самые изворотливые и хитрые симферопольцы за те считанные дни, что прошли со дня очередной смены власти ухитрялись улучшить свои жилищные условия. Они самовольно заселялись в дома и квартиры, занимаемые раньше большевистскими начальниками и командирами. Ведь туда ретивые подчиненные успевали снести много добра. Когда в такие, переполненные разнокалиберной мебелью квартиры, приходили представители управы, жильцы только пожимали плечами: «Ах, мы тут временно, пока настоящие хозяева не вернутся! Мебель? Знать ничего знаем, все так и было — вот вернется владелец, все расскажет…» В одном таком милом домике (№ 5 по улице Аксаковской) комиссия управы описала все, что обнаружила в десяти помещениях — от комодов и шкафов до курительного столика, пуфов, скамеек и «тубуреток» (так их зафиксировал в описи кто-то из чиновников).
В упоминавшейся уже анкете при описи вещей предполагалось отмечать «имущество более ценное и выдающееся» — на случай, если оно окажется чужим, а хозяева попытаются этот факт скрыть. О «богатстве» большинства симферопольцев, которые к лету 1919-го успели выменять на продукты и проесть все мало-мальски ценное, записи в этой графе говорят очень красноречиво. Вот какое «ценное и выдающееся» имущество было обнаружено в четвертой квартире дома ШИШМАНА по улице Мало-Базарной. В ней жили сами хозяева, ШИШМАНЫ, из ценностей сохранившие «костюм мужской, постель и постельное белье, тюфяк, подушку пуховая, простыни, полотенца».
Люди с мандатами
Мандат — бумажка с подписью и печатью, — вот что требовалось в мае-июне 1919-го для того, чтобы войти в любой дом и вынести любую вещь. «Дан сей мандат квартирьеру санитарного отдела штаба армии тов. ДЫБЕНКО тов. Д. ДИОМИДОВУ в том, что ему предоставляется право реквизиции там, где он найдет, 20 стульев, 10 письменных столов, 4 мягких кушеток…» И из симферопольских квартир выносили мебель, из магазинов — консервы, крупы и даже зачем-то дамское белье, из первой мужской гимназии — парты, доски, карты, из здания Татарской национальной директории — «одно суконное покрывало бурдового цвета и пишущую машинку «Ундервуд».
Согласитесь, что без лишнего стола или стула все-таки прожить можно, но что делать, если отбирали то, что давало возможность заработать на хлеб? Во время «второго пришествия» большевиков для артели «Союз Иглы», которая обшивала красноармейцев, были собраны по всему Симферополю швейные машинки. Не столько у «буржуев», сколько у портных-одиночек. «В городское управление от Иды Мойсеевны МИРИМСКОЙ (Пушкинская № 24). 2 мая 1919 года представителем «Союза Иглы» у меня была реквизирована швейная машинка «Зингер» за № ЕЗ 77719 с качающимся челноком и ящиком. Прошу мне таковую возвратить». Петицию с требованием вернуть швейную машину другому портному, Ивану ЕЩЕНКО, подписали члены домового комитета, указав ее особые приметы и адрес бывшей артели, где она находилась.
Да, иногда симферопольцы знали, куда при большевиках «переехало» их добро, и после смены власти добивались разрешения забрать его. «Дано удостоверение городской управой Ю.М. САРАГУ в том, что ему разрешено взять его пианино, находящееся в старом окружном суде у сторожа». «Дано сие Никите СТЕПАНОВУ в том, что ему разрешается взять реквизированные у него и находящиеся в пекарне при Литовских казармах одни весы столовые, десятифунтовую гирю, два деревянных ящика для теста с крышками, одно ведро, две кочерги…» Симферопольцы с такими удостоверениями отыскивали и забирали свои гири и рояли, буфеты и стулья, велосипеды и кровати.
В смутное время немало людей берегли чужое добро, возвращали его владельцам. Но были и такие, у кого оно «прилипало» к рукам. Так, некий Семен СИДОРЕНКО, описывавший брошенное имущество в доме № 21 по Лазаревской улице далеко не все сдал на городской склад, как-то очень вовремя «потерял» опись, а когда все-таки отыскалась копия, понятия не имел, откуда взялись расхождения между описанным имуществом и тем, что оказалось в наличии. Так, СИДОРЕНКО, внеся в опись сундуки, не записал, что именно в них хранится, хотя свидетели видели в них серебряные ложки, золотое кольцо, одеяло, вазы, масленки, кожаный бумажник. А на склад сундуки приехали пустыми…
Наталья Дремова
Источник Газета "Вечерний город"